Андрей Георгиевич Притыко

Заведующий кафедрой челюстно-лицевой хирургии и стоматологии педиатрического факультета РНИМУ, директор Научно-практического центра (НПЦ) специализированной медицинской помощи детям им. В.Ф. Войно-Ясенецкого, доктор медицинских наук, профессор, заслуженный врач РФ, академик РАЕН, выпускник педиатрического факультета 1986 года.

— Андрей Георгиевич, расскажите о том, как вы выбрали профессию врача.

— У меня был выбор между двумя специальностями: учитель либо врач. Изначально я хотел быть учителем истории, мне очень нравился этот предмет, но сразу после окончания школы я не поступил в педагогический институт и решил поработать в своей же школе старшим пионервожатым. Задержался там на два года. Оглядываясь назад, я вообще удивляюсь, как мог работать в школе. Я ведь был немногим старше одиннадцатиклассников: получил аттестат в 16 лет, это был 1978 год. Работа старшего пионервожатого предполагала организацию всевозможных мероприятий: «Зарница», новогодние праздники, сбор совета пионерской дружины. Работы было очень много. Теперь я понимаю, что это была очень хорошая, нужная должность. Что интересно, на Совете при Президенте РФ по материнству и детству (Совет при Президенте РФ по реализации государственной политики по защите семьи и детей. — Прим. ред.), членом которого я являюсь, недавно подняли вопрос о введении ставки воспитателей в школах — по сути, это те же пионервожатые.

Через год моей работы открылась новая вакансия — учителя пения. Они были в нашей школе в дефиците, а у меня за плечами была музыкальная школа по классу фортепиано. Но по правилам на должность учителя могли взять специалиста как минимум со средним специальным образованием. Однако в порядке исключения Районного отдела народного образования (РОНО) мне разрешили преподавать этот предмет. И я теперь удивляюсь: как же я смог вести этот, по сути, не очень серьезный, по мнению учеников, урок? Завоевать внимание первоклассников еще можно, но как удерживать внимание 14-летних подростков? А ведь мы не только разучивали песни под мой аккомпанемент: я преподавал основы сольфеджио и музыкальной литературы. Ну а потом этап работы в школе закончился — я поступил в Университет. Хотя справедливости ради надо отметить, что изначально у меня и настрой был поступать в педагогический: среди моих предков наряду со священниками и врачами были и учителя.

— Но после двух лет работы в школе вы все-таки выбрали врачебную специальность. Почему?

— Благодаря маме, которая проработала в детской поликлинике всю жизнь. И она как-то меня убедила выбрать этот путь: объясняла, как благородно и интересно лечить детей. Так я и решился поступать на педиатрический факультет, который тогда был только во Втором МОЛГМИ им. Н.И. Пирогова. И знаете, что курьезно? Когда я впервые поступал в вуз в 16 лет, я был самым молодым абитуриентом. А потом, когда пришел на вступительные экзамены со стажем учителя, был старше всех — мне было 19.

— Как же вам удалось сохранить уровень знаний для поступления?

— Очень хороший вопрос — и ответ на него простой. Я получал зарплату 120 руб. как пионервожатый и 30 руб. за преподавание пения. И практически всю свою зарплату я тратил на репетиторов по биологии, химии и физике. Все два года я постоянно занимался. Экзамены в медицинский я сдал успешно, плюс учитывался трудовой стаж. Так я стал первокурсником.

— Чем вам запомнилась первая неделя в Университете?

— Занятия начались сразу с самого интересного предмета — с анатомии. Пришлось с первого же дня взять себя в руки и начинать зубрить. Я и детям своим, которые тоже закончили медицинский университет, всегда говорил: анатомия — это только зубрежка, и ничего не надо фантазировать. Вы меня даже сейчас спросите что-то по этому предмету, я все смогу назвать на латыни: борозды, отверстия и прочие детали. Первый же коллоквиум по остеологии сдал на отлично. Очень хорошо помню это ощущение счастья — я же всю ночь зубрил! Гистология, кстати, далась мне немного легче. Нашим учителем была потрясающий специалист Елена Александровна Поскребышева, а возглавляла кафедру гистологии педиатрического факультета академик РАМН Ольга Васильевна Волкова. Очень мне нравилась биология. До сих пор всех возбудителей знаю на латыни. Принимая у современных выпускников государственные экзамены, я, пользуясь моментом, всегда их прошу назвать возбудителей, например, сыпного тифа и так далее. У меня все эти знания остались со студенческих времен, хотя я и не связал свою профессиональную деятельность с детскими (и не только) инфекциями. Хочу добавить, что привыкать к обучению в медицинском университете мне было проще потому, что я летом перед сдачей вступительных экзаменов поработал в медсанчасти санитаром и уже хорошо представлял, куда иду.

— Занятия у каких педагогов запомнились в годы учебы?

— На всех кафедрах было очень интересно учиться, но поглотить огромный объем материала было тяжело. Лекции по анатомии нам потрясающе читал заведующий кафедрой Василий Васильевич Куприянов. Практические занятия вел очень хороший преподаватель Георгий Димитров.

— Когда вы определились с направлением вашей дальнейшей профессиональной деятельности?

— Окончательно — на 6-м курсе, хотя мне всегда нравилась хирургия и уже со 2-го курса я пошел в кружок на кафедру общей хирургии. Профессора кафедры Василий Иванович Юхтин и Александр Сергеевич Любский очень заинтересовали меня своим предметом. Мы занимались на базе ГКБ № 4. В годы моего студенчества я интересовался апостематозными маститами и даже принимал участие в написании научной статьи на эту тему. Кафедра уделяла внимание этому заболеванию, мы смотрели много интересных больных. Потом я стал старостой этого студенческого научного кружка (СНК), а в те годы староста кружка имел право на приоритетное поступление в ординатуру по хирургии. Но меня очень интересовали занятия и в другом СНК на кафедре детской хирургии в Филатовской больнице, который курировал известнейший врач и мой любимый учитель, главный детский хирург Москвы в 1970–1990-х годах, заслуженный врач РФ, профессор кафедры детской хирургии Вахтанг Панкратьевич Немсадзе. И он тогда мне сказал: «Андрей, хоть ты и староста другого СНК, но и на наши занятия тоже приходи». Так я начал интенсивно учиться сразу в двух кружках: по вторникам — по общей хирургии, а по четвергам — по детской хирургии. Позже я заинтересовался и нейрохирургией, начал читать по этой теме. А на шестом курсе у нас началась субординатура: если выбираешь терапевтическую специальность, то занимаешься только этим направлением под руководством опытных наставников. То же самое было в хирургии. Мы были прикреплены к Филатовской больнице и РДКБ, дежурили там со старшими товарищами, нас брали и на операции.

— Кого вы можете назвать своим учителем?

— Сложно ответить однозначно, потому что нас очень хорошо учили на всех кафедрах. Сам Георгий Ефимович Островерхов, возглавлявший кафедру оперативной хирургии, читал нам лекции и принимал у меня экзамен — было большой честью получить у него отлично.

Андрей Владимирович Мазурин, член-корреспондент РАМН, заведующий кафедрой пропедевтики детских болезней, читал нам, соответственно, пропедевтику детских болезней, а семинары по этому важнейшему предмету вел профессор Сергей Сергеевич Постников. Можно сказать, что именно он ввел меня в практическую медицину. У меня сохранились все тетради, и даже сейчас, хотя многое помню, я все равно обращаюсь к ним: появились внуки. Помню интереснейшие занятия по патанатомии у профессора, руководителя кафедры Татьяны Евгеньевны Ивановской. Известный профессор Александр Гаврилович Талалаев — это ее ученик. А лор-болезни? Их нам преподавала сама заведующая кафедрой, профессор Ирина Леонидовна Кручинина, старалась как можно больше нам показать: бронхоскопию, ларингоскопию. До сих пор люблю судебную медицину, которую читал нам основатель научной школы, глава кафедры профессор Виталий Николаевич Крюков. А если посмотреть дальше — академик РАН, заведующий кафедрой Александр Григорьевич Чучалин занимался с нами госпитальной терапией; академик АМН СССР, ведущий специалист в своей области Нина Ивановна Нисевич — детскими инфекциями; член-корреспондент АМН СССР, основатель научной школы Наталья Сергеевна Кисляк — гематологией; академик АМН СССР, заведующий кафедрой Вячеслав Александрович Таболин — госпитальной педиатрией; академик РАМН и РАН, заведующий кафедрой детской хирургии в 1966–2006 годах, лауреат Госпремии Юрий Федорович Исаков — детской хирургией; академик РАМН, ученик профессора С.Д. Терновского Эдуард Александрович Степанов и профессор, заслуженный врач РФ, основатель кафедры на факультете дополнительного образования (ФДПО) Леонид Ефимович Цыпин — детской анестезиологией. Каждый из них — настоящий учитель. Это понимаешь сразу, с первой лекции. Поэтому мне очень повезло.

Но самое главное, что после окончания Университета я в нем остался и еще долгие годы работал с этими замечательными людьми. Дальше — больше: В.П. Немсадзе, будучи главным травматологом Департамента здравоохранения Москвы, проводил уже в НПЦ заседание секции травматологов Москвы. Профессор Л.Е. Цыпин, основатель и первый заведующий кафедрой анестезиологии и интенсивной терапии ФДПО РНИМУ работает у нас консультантом. Как видите, нить преемственности удалось сохранить.

— Как вы находили время на совмещение учебы и внеучебной деятельности?

— В основном я занимался в кружках два раза в неделю — это много. Много времени уходило на разъезды: основные предметы изучали в главном корпусе Второго меда на «Юго-Западной», потом на СНК в ГКБ № 4 на «Тульской». Кстати, больница находится неподалеку от Данилова монастыря, и я, бывало, заходил туда и видел, как он восстанавливался. СНК кафедры детской хирургии проходил в ДГКБ № 13 им. Н.Ф. Филатова — тоже далеко от здания Университета.

— Расскажите о вашей группе. Поддерживаете ли связь со своими однокашниками?

— Моя группа была очень хорошей: мы не только встречались на занятиях, но и отмечали вместе праздники. Сейчас, к сожалению, практически не видимся. Некоторые мои сокурсники эмигрировали, но мы порой видимся на конгрессах. В Германии живет Игорь Александрович Тартаковский, он тесно сотрудничает с кафедрой фармакологии РНИМУ по созданию нового препарата. Видите, как интересно. Многие мои приятели со студенческих лет работают в РДКБ.

— Вы помните свою первую нейрохирургическую операцию?

— Конечно. Это было шунтирование у ребенка с водянкой головного мозга, я был тогда молодым врачом, недавно окончившим ординатуру. Впоследствии мы обобщили весь наш многолетний опыт в монографии, основанной на уникальном практическом материале.

Вообще в ординатуре мы изучали все разделы детской хирургии. За первый год я прошел все отделения ДГКБ № 13 им. Н.Ф. Филатова, а вот второй год полностью с разрешения заведующего кафедрой детской хирургией Ю.Ф. Исакова посвятил изучению нейрохирургии в НИИ нейрохирургии им. Н.Н. Бурденко. Однако продолжал много дежурить в Филатовке.

Сейчас технологии растут с огромной скоростью: вот, например, мы работаем и в области фетальной хирургии. Я провел более тысячи операций спинномозговых грыж у родившихся детей, но увидел, что результаты после внутриутробных операций гораздо лучше! И на сегодняшний день мы провели с академиком Марком Аркадьевичем Курцером (акушером-гинекологом, тоже выпускником РНИМУ. — Прим. ред.) уже 18 таких операций у еще нерожденных детей.

В начале нашей деятельности оперировали только детей с заячьей губой и расщеплением нёба, и то поздно — в 3–6 лет. А на кафедре детской хирургии непосредственно нейрохирургией никто не занимался. После окончания ординатуры меня взяли нейрохирургом. Я сам организовал в РДКБ нейрохирургическое отделение. Сначала в нем было всего пять коек, потом присоединили еще десять. Этого катастрофически не хватало: детей везли со всей страны, зачастую уже с запущенной нейрохирургической патологией, в тяжелом состоянии. Постепенно отделение расширялось, количество коек увеличивалось. Было невероятно сложно: не хватало квалифицированных кадров, инструментов. Меня очень поддерживали ведущий детский невролог академик Левон Оганесович Бадалян и профессор Лариса Ивановна Калинина. В РДКБ моим учителем по хирургии был профессор Игорь Витальевич Бурков, а по детским болезням — профессор Евгений Васильевич Неудахин.

Левон Оганесович часто повторял, что надо навести порядок в детской неврологии РДКБ. И вот наконец в отделении стало работать 120 коек и был организован Российский центр детской невропатологии на базе РДКБ. В 1990-м году в Москву приехали черепно-лицевые нейрохирурги из Америки. Этот визит был организован через Советский детский фонд имени В.И. Ленина (ныне — Российский детский фонд. — Прим. ред.). Мы очень много узнали в плане нейрохирургических технологий лечения различных патологий. По этой же программе отправились и мы в американские больницы на стажировки. Очень важно, что нам удалось начать сотрудничество напрямую и организовать совместную программу в РДКБ: наши врачи смогли многому научиться благодаря этому.

Однако, чтобы воплотить все задуманные методики на практике, в России нам не хватало инструментов. Вы же представляете, какие это инструменты для нейрохирургических, черепно-лицевых операций — буквально ювелирные: для распила черепа, перекройки глазных орбит…. В нашей стране тогда их не производили.

Помощь пришла от Раисы Максимовны Горбачевой, жены Михаила Сергеевича Горбачева. Она приехала с визитом в детскую гематологию, к профессору А.Г. Румянцеву, заодно зашла и к нам. Помню, Раиса Максимовна тогда по пути к нам в центр застряла в лифте, охрана чуть с ума не сошла… Она, увидев наших пациентов, поинтересовалась, чем нам помочь. Я, конечно, сказал, что нам просто жизненно необходимы наборы нейрохирургических и черепно-лицевых инструментов, которые стоили по тем временам баснословных денег. Мы видели кейс с такими инструментами у наших американских коллег: открываешь его — все инструменты и расходные материалы (титановые скрепки, микропластины и другие) разложены по этажам. Автоклавировать весь набор можно непосредственно в кейсе.

И тогда Горбачевы отдали нам на эти цели часть гонорара за книгу Михаила Сергеевича «Перестройка: новое мышление». Так мы смогли организовать поездку в Тутлинген (Германия), где сосредоточены лучшие заводы медицинской техники, и там мы купили все необходимые нам инструменты. После этого я с коллегой стажировался в США — объехал шесть нейрохирургических клиник, учился. Чуть позже американские врачи приехали к нам с ответным визитом, оперировали в РДКБ — и наши врачи смогли освоить сложнейшие операции. Кстати, американские коллеги подарили центру еще один набор инструментов, которыми оперировали. После этого мы смогли в полной мере проводить операции нуждающимся в нейрохирургической помощи детям.

Мы начали плотно сотрудничать с ЦНИИ стоматологии, профессором Владимиром Петровичем Ипполитовым — все-таки область смежная. В бригаде были профессора Наталья Михайловна Хелминская, Виктор Алексеевич Бельченко — они приезжали на операции в РДКБ, а потом и в НПЦ им. В.Ф. Войно-Ясенецкого. Отдельный центр, объединяющий лучших специалистов в неврологии, нейрохирургии и челюстно-лицевой хирургии, который носит название НПЦ, появился в московском здравоохранении благодаря мэру — Юрию Михайловичу Лужкову.

— Что главное в мастерстве нейрохирурга?

— Анатомическая дозволенность и физиологическая доступность. Иными словами, если врач видит, что есть большой риск смерти пациента, то, принимая решение во время операции, он должен иметь это в виду. Современная нейрохирургия поднялась на очень высокий уровень, мы проводим много эндоскопических операций, но смертность у таких детей все равно остается высокой.

— Что нужно помнить врачу вашей специальности при работе с пациентами?

— Самое важное и самое первое, что должен понять детский нейрохирург, — не ждать никакой благодарности от пациентов. Не будет никаких пряников, только горе и слезы родителей. Вот это выдержать сложнее всего. Когда я хоронил по 30 пациентов в год — да, очень запущенных и тяжелых, — я не знал, как это пережить. Контраст усиливался еще и тем, что у меня самого было счастливое детство и хорошая семья — я просто не был готов ко всей этой моральной нагрузке и такому количеству смертей. И мне помогла только вера — я начал тянуться к Богу. Только вера помогла мне не бросить нейрохирургию.

Ко всему этому действительно нельзя привыкнуть. У каждого врача свой способ защиты, который помогает выстоять.

— Какие прогрессивные методики использует современный нейрохирург?

— Как я уже сказал, активно применяются эндоскопические методики. Хирургия вышла на прогрессивный уровень лечения эпилепсии — в данный момент мы с коллективом авторов работаем над книгой, посвященной этому. Это еще один наш конек — и это предрекал еще академик Л.О. Бадалян, когда мы открывали отделение. Наша клиника хирургического лечения эпилепсии крупнейшая в Европе. Мы помогаем пациентам с резистентными формами этого заболевания, которые не поддаются медикаментозному лечению. Наши пациенты — дети самого разного возраста. Как говорили старые врачи, эта болезнь с каждым своим приступом уносит частицу интеллекта, и задача врача — добиться любым путем, чтобы приступов не было.

Один из таких методов — вагусная стимуляция. Мы ставим специальный небольшой прибор в область вагуса, далее следует наладка с помощью компьютера. И пациент, как только чувствует ауру приближающегося приступа, нажимает кнопку, которая дистанционно запускает электрический разряд, — и приступ купируется. Также мы применяем стимуляторы для диафрагмального нерва — это значительно улучшает качество жизни детям, которые из-за нейропатологии, например возникшей в результате травмы, не могут самостоятельно дышать. Устанавливается стимулятор хирургическим путем, и он позволяет отойти от использования искусственной вентиляции легких (ИВЛ). Не так давно к нам поступила девочка семи лет с травмой шейного отдела позвоночника: самостоятельно дышать не может, вынуждена жить на аппарате ИВЛ. После успешной установки стимулятора диафрагмального нерва уехала домой без аппарата.

На данный момент мы ведем 25 пациентов, нуждающихся в подобном лечении. Наш центр единственный, где воплощаются такие методики.

Мы выхаживаем детей в тяжелейшем состоянии с пороками развития черепа и с другими патологиями нашего профиля, некоторых к нам везут сразу из роддома. Да, мы занимаемся самыми тяжелыми случаями — и поэтому закалились.

— Как вы совмещаете работу оперирующего хирурга, педагога и руководителя крупной клиники?

— У меня хорошая команда врачей, которая сформировалась за многие годы. Как говорится, костяк был заложен, а к костяку мясо нарастало. Отчасти помогли знания, полученные в Академии госслужбы на факультете управления: мне посчастливилось пройти курс MBI, который тогда в России только запускался.

— Что бы вы посоветовали нынешним студентам в выборе будущего профессионального пути?

— Самое простое — выбрать то, к чему лежит душа. Кстати, хочу отметить, что уровень образования у выпускников существенно вырос — в этом я убеждаюсь всякий раз, когда принимаю государственные экзамены. И многие из них уже определились с выбором профессионального пути.

— Что для вас Второй мед?

— Это вся моя жизнь.