Про ЭКО

Асият Курбанмагомедовна Рабаданова — одна из самых молодых выпускниц РНИМУ, чье интервью опубликовано на страницах журнала Клуба выпускников. Выпускница лечебного факультета 2013 года меньше чем за 10 лет после окончания Университета превратилась в опытного специалиста, приняла участие в нескольких международных конгрессах и даже основала свой фонд в 2021 году.

— Вы сразу определились с профессией?

— Мое становление как врача началось не сразу. У меня нет ни одного родственника в медицине: мама — программист, папа — технарь, инженер. С пяти лет я занималась живописью, историей искусств. Мне было это интересно. В девятом классе ходила к репетитору для поступления в МАРХИ: мы рисовали прекрасные гипсовые головы и тому подобное. Думала, что буду архитектором.

— Что же изменилось?

— У нас в школе был экспериментальный класс: десятиклассникам предложили на выбор математико-экономическое или биохимическое направление. Для меня последнее являлось предпочтительным, тем более я терпеть не могла экономику. Потом сказала родителям о своем выборе и о том, что хочу стать врачом. Они были в шоке, ведь понимали, что поступить в медицинский университет не так просто. Благо, родители всегда меня поддерживали, мама сразу нашла хорошего репетитора.

После перехода в десятый класс сразу поняла, что буду врачом. Тем более я всегда занималась научной деятельностью. Еще в девятом классе изучала загрязнение снега тяжелыми металлами в зависимости от его удаления от автомагистралей. Брала пробы, исследовала их. Потом смотрела процентное соотношение загрязнения у нашей школы и у дома. (Смеется.)

Мне даже предложили работать, оформили трудовую книжку. Я стала лаборанткой в школе, исследовала зрение детям и проводила аналитику того, как оно портится в зависимости от класса. У меня была очень интересная научная работа и настоящая зарплата — полторы тысячи рублей!

В старших классах я исследовала особенности антропометрии детей из первых, третьих и пятых классов.

— И как это происходило?

— Я приходила с сантиметровой лентой, а дети считали, что я буду шить школьные костюмы. Было очень забавно! В итоге я решила, что раз мне нравится исследовать, то медицина — это мое.

— А почему именно Второй мед?

— Тот самый репетитор порекомендовал поступать туда. Знала, что РНИМУ им. Н.И. Пирогова — это хороший университет, поэтому никаких сомнений не возникло. Выбор был несложным.

— Как прошли первые недели?

— Поступать оказалось не так сложно, у меня была сильная подготовка. До сих пор помню все эти невероятные задачи по химии. Оказалось, что многих первокурсников я уже знаю: вместе ходили к репетитору и на подготовительные курсы. Со многими общаемся до сих пор.

Было интересно. Но не могу сказать, что сразу поняла, что я тут делаю. Было очень сложно осознать себя в роли студента. Медицинский университет отличается от всех остальных тем, что здесь ты начинаешь работать с самого первого дня. Приходишь и сразу получаешь достаточно большой объем знаний, который тебе никто не поможет обрабатывать. Ты должен сам понимать, стараться и учиться.

— Как у Вас прошла первая сессия?

— Сейчас уже плохо помню, что там было. Биология, латынь… Философия! Точно, я сдавала этот предмет. На самом деле зимняя сессия прошла очень легко — я ее не заметила. А вот летняя была непростой, потому что сдавали биологию.

Особенность сессии у студентов-медиков в том, что, кроме огромного количества билетов, нужно выучить определенные задачи. Или же тебе дают какую-то иллюстрацию, а ты должен рассказать, что на ней изображено. Суть еще и в том, что ты сдаешь предмет не своему преподавателю, а тому, кто тебя не знает. Иногда попадаются более лояльные экзаменаторы, а порой более строгие. Помню, я была уверена на сто процентов перед сдачей биологии, считала, что знаю все. В итоге получила три. Это был огромный удар. Та история научила меня тому, что нельзя ничего предугадать, нужно готовиться еще лучше. А биологию я потом пересдала на отлично.

— Какой предмет больше всего нравился?

— На лечебном факультете у нас было акушерство, его вела Татьяна Васильевна Пархоменко. Это просто моя любовь! Было очень интересно. Татьяна Васильевна — потрясающий врач и преподаватель. Запомнилась профессор кафедры неврологии, нейрохирургии и медицинской генетики лечебного факультета Ирина Юрьевна Ковалева, которая преподавала неврологию.

Огромный вклад в мое становление как врача внесла Раиса Ивановна Шалина — профессор кафедры акушерства и гинекологии педиатрического факультета (ПФ), заслуженный врач РФ. Она — мой самый важный проводник в профессию. Раиса Ивановна являлась моим научным руководителем, помогла стать репродуктологом. Я бесконечно ей благодарна. 

Конечно же, профессор кафедры акушерства и гинекологии ПФ Ирина Алексеевна Краснова, у которой я проходила первый год обучения в ординатуре. У нас была очень дружная кафедра! Все благосклонно относились к увлеченным ординаторам и аспирантам.

— В целом было сложно учиться?

— Мне — да. Я привыкла быть отличницей в школе, особо не напрягаясь. В Университете было намного сложнее, уходило много времени на учебу. Если мои друзья говорят, что студенческие годы являлись самыми веселыми и прекрасными, то, например, мы с подружками сходили в клуб раза три за шесть лет. Причем один раз — на празднование выпускного. Мы все время учились, постоянно хотелось спать. Если стояла дилемма между сном и походом куда-то, это был легкий выбор в пользу первого. Кроме того, с четвертого курса появилась научная деятельность: дежурства, студенческие научные кружки и так далее. Я как раз в то время выбрала СНК акушерства и гинекологии педиатрического факультета. Многие смеются, слыша слово «кружок», но все медики знают, что у каждой кафедры есть подобное место, где студенты проводят исследования под контролем профессоров.

Сама я училась на лечебном факультете, но выбрала СНК акушерства и гинекологии педиатрического факультета, так как знала, что там есть ЭКО (экстракорпоральное оплодотворение. — Прим. ред.). Где-то на четвертом курсе поняла, что это мне интересно, что нужно идти туда, где есть возможность поучиться репродуктологии и приобрести практические навыки. Я начала писать научную работу с Ириной Алексеевной Красновой по тематике, связанной с эмболизацией маточных артерий (ЭМА). Мы исследовали отдаленные репродуктивные перспективы пациенток после ЭМА. Я даже заняла какое-то место на конференции. Уже забылись подробности. Но помню, что получила приз зрительских симпатий. 

— Времени на внеучебную деятельность не было совсем?

— Знакомые участвовали в КВН, еще что-то. Моя группа вся была в учебе. Наши семь человек — умные ребята, такие, что нас даже недолюбливали из-за этого. Мальчишки из группы уже работали.

Честно? Хобби у меня появились только после окончания аспирантуры.

— Чем стали заниматься?

— Я влюбилась в сквош! Потрясающий вид спорта.

— На пятом курсе Вы отправились во Францию по обмену…

— РНИМУ дружил с французским университетом из Безансона, и меня взяли туда на стажировку. Причем мне повезло. Французский я знала не очень хорошо, но оказалось, что жена нашего куратора по обмену работает эмбриологом как раз в отделении ЭКО. На собеседовании он мне так и сказал: «Асият, я знаю, что вы хотите в это отделение. Моя жена там работает, и она как раз русскоязычная. Плюс там есть люди, говорящие по-английски. Если вы не против, мы бы взяли вас на стажировку».

Практика длилась месяц. Там я впервые увидела, как происходит работа отделения в другой стране. Местами было сложно и непонятно, но познавательно и интересно. Я вернулась с четким пониманием, что хочу заниматься именно этим.

— Что Вам дала стажировка, кроме понимания?

— Профессор, который являлся моим куратором во французском университете, везде брал меня с собой. Я была на всех операциях, процедурах, смотрела на работу отделения. Конечно, лучше ездить на стажировки в более взрослом возрасте, когда у тебя уже есть определенный опыт и ты можешь сравнить подходы здесь и там. У меня вышло наоборот.

Помню один забавный случай: во время переноса эмбриона наш куратор-француз попросил меня держать ультразвук. Студент пятого курса во Франции уже умеет это делать, а в России такого навыка у учащихся еще нет. У французов больше практики на этапе обучения, чем у нас. Однако в итоге у меня получилось сразу. Куратор очень удивился, но я — еще больше! С этого момента я с ним ходила на все подобные процедуры.

Как-то меня оставили в операционной с пациенткой сразу после переноса эмбриона. Она буквально рыдала, спросила: «Неужели у меня в животе уже малыш?» Я ответила утвердительно, и пациентка сразу стала такой радостной. Именно тогда я и поняла: «Это то, чем я хочу заниматься!»

— Вы так уверенно говорите обо всех своих решениях. У Вас никогда не было сомнений?

— Я много думала, хочу ли на самом деле быть репродуктологом.

— А сомневались в правильности выбора профессии в целом?

— Нет, никогда! Из-за очень большой конкуренции при поступлении на кафедру акушерства и гинекологии я подумывала пойти на косметологию. Там, кстати, тоже непросто, но в то время я думала, что проще. Но все-таки это было не мое, я решила не изменять себе из-за страхов и боязни, что я ничего не добьюсь. Решила, что все сложится.

«А тем ли я занимаюсь, может, бросить учиться, а нужно ли мне это?» — я не такой человек. Если что-то для себя решила, то понимаю, что будет сложно, но это мне нужно.

Среди приятелей и коллег тоже не припомню таких случаев. Это редкость, что никто не бросил медицину за время обучения или уже после него, но у меня практически все друзья и одногруппники сейчас работают по специальности. Есть подруга, которую я отговаривала от того, чтобы забрать документы из аспирантуры. Ей было невероятно тяжело. Зато теперь она прекрасный врач, с которым мы постоянно на связи, обмениваемся опытом.

Может быть, в аспирантуре или ординатуре мне тоже хотелось все бросить. Но это было не всерьез. Как говорится: «Если ты не плакал во время аспирантуры, то ты не аспирант!» (Смеется.) 

А вот уже во время моей врачебной практики у меня был момент, когда я перетрудилась. Защита диссертации, две работы, ремонт и беременность — все это вместе привело к эмоциональному выгоранию. Я подумала: «Может, мне не нужна медицина, пойду в психологию». Даже прошла курсы, хотела переучиться на перинатального психолога, но это был лишь момент слабости.

— А что делать будущему врачу, если он сильно сомневается в своем выборе?

— Медицина — это очень тяжело, именно морально. Для тех же мальчишек: пока все их друзья сначала веселятся, потом выходят на работу и покупают себе машины, они учатся в медицинском и получают очень маленькие деньги. Некоторые в такой момент не выдерживают и уходят. Почему-то многие не оценивают финансовой составляющей нашей профессии. Чтобы стать хорошим врачом, нужна сильная денежная помощь.

— Есть история о том, как вы не получили красный диплом.

— Да, у меня была «лишняя» четверка. По анатомии на втором курсе, кажется. Я на экзамене получила два. Тогда нужно было срочно уехать по семейным делам. И все мысли были только об этом, а не об экзамене. Потом я пересдала на три. А в конце обучения мне удалось исправить эту грустную тройку на четверку.

— Это три четверки…

— Ну и еще одна, я уже не помню за что. Да это и неважно. Для себя я поняла, что даже если пересдам на пятерку, то это будет нечестный красный диплом. Я и не переживаю по данному поводу. На моих способностях это точно никак не сказалось.

Например, хороший друг Денис Дибин — потрясающий врач анестезиолог-реаниматолог — путешествует по миру и читает лекции о том, как правильно лечить коронавирус. У него тоже нет красного диплома, и это не мешает ему быть высококлассным специалистом.

— Что Второй мед для Вас?

— Альма-матер, где я провела всю свою учебу. Место, где работают специалисты, дающие возможность получать современные знания. Это хорошая школа для людей, которые умеют думать и хотят быть практикующими врачами. Здесь дают возможность реализовать себя.

— Когда Вы в последний раз были в стенах Университета?

— Целенаправленно туда отправлялась в 2020 году за документами об окончании аспирантуры. Видела, что сделали новую первую аудиторию. Красиво! Еще иногда заходила до августа 2021-го, так как работала недалеко — в клинике «Мать и дитя».

— Расскажите о своей карьере.

— Я окончила Университет в 2013 году, тогда и началась моя врачебная деятельность. Сначала в качестве врача-ординатора, затем — аспиранта. Уже на втором году ординатуры я активно изучала репродуктологию на практике. Будучи аспирантом, начала самостоятельную практическую деятельность. На момент написания научной работы я уже активно вела пациентов и могла использовать получаемые данные в своей диссертации.

— И как оцените свои успехи за это время?

— Потрясающе! Работа очень интересная. Репродуктология — достаточно динамичная специализация. Многие акушеры говорили: «Да это скучно, тоска». А на самом деле каждый пациент — новый кейс, непохожий на предыдущий. Постоянно появляются новые протоколы и лекарства, тактики и рекомендации. Если в 2015 году тебе сказали работать по определенному алгоритму, то в 2021-м понимаешь, почему так делать было нельзя. В этом плане очень помогло написание научной работы. Я научилась анализировать, понимать, что нужно, а что нет.

Классно, что мне удалось поработать и в госучреждении, и в коммерческой структуре, где я сейчас и состою. Деятельность в государственной организации дало опыт работы с большим потоком пациентов. Сейчас обстановка более камерная, что позволяет взаимодействовать индивидуально с каждым человеком. Уверена, что у тех репродуктологов, которые работали только в платных клиниках, нет такого опыта.

— Можете вспомнить самый тяжелый случай из практики?

— Я очень позитивный человек и считаю, что шансы есть у всех. Кроме тех ситуаций, когда нет матки и яичников, конечно. Если рассматривать самый запоминающийся случай, то это первое взаимодействие с суррогатной мамой. Пришла пациентка, которая до меня перенесла три неудачные попытки ЭКО. У нее был сниженный овариальный резерв (СОР; малое количество яйцеклеток в яичниках. — Прим. ред.), а также только один яичник. Матка отсутствовала (из-за аборта, осложнившегося перфорацией, кровотечением, спасти орган не удалось). Мы провели протокол ЭКО, получили эмбрион и в день рождения пациентки совершили перенос суррогатной матери. Наступила беременность! Это, наверное, самый запоминающийся случай в моей практике. 

— Вы ведь основали целый фонд для подобных случаев!

— Верно, я являюсь президентом и учредителем фонда «Про ЭКО». Очень лаконичное название. Идея возникла, когда я сидела в декрете с ребенком во время карантина в 2020 году. В тот момент ввели новые рекомендации, ограничивающие получение ЭКО по ОМС для женщин со сниженным овариальным резервом. Но это ведь достаточно перспективные пациентки, особенно до 35 лет, а их ограничили. Я вела много таких женщин, и беременность у них наступала.

Мне стало очень обидно, и я решила основать благотворительную организацию, в рамках которой мы будем оказывать помощь за счет средств фонда. Недавно его юридически оформили, теперь занимаемся привлечением потенциальных жертвователей. С этим есть определенные сложности: довольно непросто найти меценатов, которым было бы такое интересно. Фонд основан только в октябре 2021 года, поэтому мы не можем претендовать на государственные гранты. Сейчас готовим много интересных проектов.

— А как будет устроена работа Вашего фонда? Вы арендуете помещения под клинику?

— Нет. Фонд не имеет права проводить медицинскую деятельность, он только налаживает взаимодействие. Мы собираемся договариваться с клиниками, на базе которых планируем проводить протоколы ЭКО.

Порядок действий будет выглядеть следующим образом: пациентка (до 35 лет) с низким овариальным резервом подает заявку и попадает в лист ожидания. Мы рассматриваем ее обращение, и в случае вынесения положительного решения за счет средств фонда ей делается ЭКО в одной из дружественных клиник.

На базе проекта планируем проводить обучение как для пациентов, так и для врачей. Будем рассказывать о важности проблемы сниженного овариального резерва, почему за этим нужно следить.

— Если возвращаться к приказу № 803н, то почему он появился?

— Это очень хорошая инициатива! В рамках проекта демографии еще в 2013–2014 годах появилась идея проводить ЭКО за счет средств ОМС. Почему мы лечим одни заболевания, входящие в МКБ (международная классификация болезней. — Прим. ред.), а другие — нет? Бесплодие тоже входит в перечень недугов, установленных МКБ. Это заболевание, как и артериальная гипертензия, которую лечат в стационарах, на что выдают квоты. Почему бы и ЭКО не провести?

Когда все же начали осуществлять ЭКО в рамках программы, стало ясно, что важно понимать, для какой возрастной группы применима эта процедура, чтобы увеличить ее эффективность. Раньше в Москве можно было проводить ЭКО при низком овариальном резерве. Но всегда имелись свои ограничения, ведь это сопряжено с низкой эффективностью. Особенно у возрастных пациенток. Чтобы повысить эффективность и ввели ограничения — в зависимости от овариального резерва для процедуры по ОМС.

То есть получается, что инициатива хорошая для большинства женщин, но отсекает некоторые достаточно перспективные случаи.

— Вы участвовали во Всемирном конгрессе Академии репродукции человека в Риме и Флоренции в 2017 и 2018 годах…

— Еще и в Дублине в 2019-м! Первые два раза я выступала с постерными докладами: публиковала результаты своей диссертации об особенностях течения беременности у пациенток со сниженным овариальным резервом, о 3D-ультразвуке и его нюансах у женщин с СОР при ЭКО. В Дублине тоже результаты освещались. Но там уже был устный доклад моей студентки с итогами нашей работы.

Интересный конгресс, всегда много новой и интересной информации. С одного из них я привезла данные, что в мире начали активно использовать PRP при лечении хронического эндометрита. Уговорила своего профессора попробовать эту терапию, а сейчас она применяется уже во многих клиниках.

— Получается, до этого такой терапии в России не было?

— Может быть, где-то и проводилась, но кулуарно. Сейчас все-таки эта процедура используется чаще, она на слуху. Все больше специалистов выезжают за границу, чтобы узнать о новых методиках и поделиться своими наработками.

— Сейчас все больше врачей популярно рассказывают о медицине в соцсетях.

— Мне кажется, что чисто медицинский блог — тоска. Их ведь очень много. Все с одинаковой информацией, скопированной друг у друга, пытаются как-то заинтересовать пациентов. Я выбрала для себя немного другую тактику: более живой блог, lifestyle репродуктолога. (Смеется.)

По нему видно, что я постоянно в работе. Часто публикую интересные клинические случаи, в режиме «здесь и сейчас» провожу опросы, разыгрываю подарки. Взаимодействую с пациентами, что-то обсуждаем. Сразу скажу, что какие-то советы не моим пациентам или комментарии по поводу назначений других специалистов я не даю. Бывали случаи, когда ко мне обращались: «Ой, а мне врач назначил такое-то лекарство. Что скажете?» Я не сторонник такого. Если вы не доверяете своему врачу, то какой смысл проводить у него лечение? Я за доверие между доктором и пациентом. Я не против второго мнения, когда вы хотите проконсультироваться еще у одного врача. Это нормально. Но бывают случаи, когда доверия нет сразу, какой смысл продолжать лечение, если сомневаешься?

— Сейчас стали очень популярны всякие блогеры, которые предлагают справиться с бесплодием…

— БАДами?

— В лучшем случае.

— Есть потрясающий блог с наматывающимися куклами, у которого 40 или 50 тысяч подписчиков. На страничке рекомендуют покупать куклы, которые не шьются, а наматываются, и гарантируют, что беременность наступит. Так и написано. Если люди в это верят — без проблем. Но почему?! Многие просто теряют драгоценное время.

— И многие верят?

— Огромное количество. Люди больше верят астрологам, нумерологам и наматывателям кукол, чем репродуктологам. К сожалению, бывают ситуации, когда пациенты приходят к специалистам слишком поздно. Это самое грустное.

Есть определенный период, когда женщина все еще может родить генетически своего ребенка. Потом ничего не вернуть — только донорские клетки. Бывает, что человек не готов тратиться на ЭКО, ведь это достаточно дорого, зато может купить новую машину. Я понимаю, что мы не даем стопроцентной гарантии успеха, но все же… Бывают и случаи, когда у людей просто нет денег, и тогда они идут не к нам, а к условным знахарям.

— От чего зависят шансы пациенток?

— От возраста. Чем моложе пациентка и чем выше ее овариальный резерв, тем больше шансов. Если говорить о цифрах, то для попытки ЭКО в возрасте до 35 лет мы можем дать 45–50 процентов. Это большой показатель. В возрасте 40 лет процент падает уже до 10–15.

— Сколько было лет самой взрослой пациентке, с которой Вы работали?

— Пациентка в 47 лет (при наличии своих клеток) обратилась за помощью. Результат неудачный. Самой взрослой женщине в моей практике, которой удалось забеременеть со своими клетками, было 43 года.