Карина Витальевна Рытова

Карина Витальевна Рытова — врач-судмедэксперт Бюро судебно-медицинской экспертизы Департамента здравоохранения Москвы, автор блога о медицине @coroner_rytova, научный редактор издательства «Эксмо», активная участница Донорского движения РНИМУ имени Н.И. Пирогова, выпускница Московского факультета 2013 года — делится воспоминаниями о том, как поступала в вуз дважды в одном году, почему предпочла гинекологии судмедэкспертизу и как стала одним из первых доноров костного мозга в РНИМУ.

— Карина Витальевна, у Вас уже больше 80 тысяч подписчиков. Когда Вы поняли, что стали известным медицинским блогером? И кто Ваши читатели?

— Я не считаю себя популярным блогером. Мои посты читают разные люди, в том числе студенты-медики, врачи. Однако большая часть — совершенно не связанные с медициной читатели, которые просто интересуются моей тематикой. Судебная медицина узкопрофильная, о ней мало где можно прочитать. В числе моих подписчиков — жители разных стран: России, Украины, Белоруссии, Казахстана. Есть и русскоговорящие из Европы. Читатели периодически мне пишут, и так удается с ними познакомиться.

Обратила внимание, что тематика Ваших постов менялась. Во время беременности Вы писали больше о материнстве и детях, потом перешли непосредственно к своей профессии…

— Изначально, когда «Инстаграм»* у меня только появился, еще во время учебы в Университете, я просто выкладывала свои фотографии. Во что-то большее это переросло, когда я находилась в декрете. Мне было скучно, и я стала выкладывать кулинарные рецепты, писать о материнстве. А потом бывшая одноклассница сказала мне, что ей очень интересна моя профессия, и предложила рассказывать в блоге о том, чем я занимаюсь на работе. Тогда я и не думала, что такое кому-то может быть интересно. Решила, что побалуюсь, выложу максимум десять постов, и на этом все затухнет. В итоге рассказываю о профессии уже несколько лет.

*принадлежит корпорации Meta, которая признана экстремистской и запрещена на территории России 

Однако я не считаю себя настоящим блогером. Для меня это просто хобби, да и свои посты, которые публикую на страничке, я не готовлю заранее. Знаю, что в основном блогеры пишут тексты наперед, используют специальные программы, в которых планируют дату и время публикации. У меня такого нет, все спонтанно.

— А чем изначально Вас привлекла судебная медицина?

— Когда я поступала в вуз, даже особо-то и не знала о существовании судебной медицины. Планировала стать практикующим врачом-гинекологом и активно готовилась к поступлению в интернатуру: ходила в студенческий научный кружок акушерства и гинекологии лечебного факультета, дежурила в роддоме.

Мои планы изменились неожиданно. За шесть лет учебы в Университете я успела подежурить во многих отделениях, а к шестому курсу вдруг поняла, что акушерство и гинекология — не мое. Осознала, что боюсь сделать кому-то больно, что мне очень тяжело воспринимать человеческие страдания. Это понимание пришло во время занятий на кафедре хирургии в Городской клинической больнице № 15 имени О.М. Филатова. Преподаватель был из отделения гнойной хирургии, и нас каждый день водили на перевязки больных после гнойных ран, ампутаций. А перевязывают почти без обезболивания. От стонов пациентов мне было настолько не по себе, что я твердо поняла, что не смогу работать лечащим врачом.

Цикл по судебной медицине шел на пятом курсе, и очень мне тогда понравился. У всех на этой кафедре были практические занятия, когда водили на вскрытие. И мы их с нетерпением ждали. Наверняка знаете Алексея Михайловича Решетуна — мы с ним работаем в одном бюро. В то время он проводил эти занятия в морге. Алексей Михайлович всегда так увлеченно рассказывал о своей работе, что мы слушали его с открытыми ртами. И вот уже на шестом курсе, когда я начала понимать, что клиническая медицина мне не подходит, остановила свой выбор на «судебке».

Дело в том, что я окончила Московский факультет, на котором мы являлись целевиками. Это была программа бывшего мэра Москвы Юрия Михайловича Лужкова. На факультете готовили именно тех специалистов, которые нужны столице. В итоге после его окончания можно было пойти работать по сравнительно небольшому числу направлений. Больше половины мест, конечно же, отдавали терапии и педиатрии. Попасть в гинекологию считалось сложным делом, потому что этих специалистов числилось на тот момент много, и Москве они были практически не нужны. А на «судебку» и вовсе выделялось всего два места!

Мои родители всегда восхищенно произносили: «Ой, наша дочь станет гинекологом! Как же здорово!» Потому что у многих представление о гинекологии такое, что это рождение жизни, престижная профессия, что там можно хорошо заработать. А тут буквально одним днем я собираюсь ехать в Бюро судебно-медицинской экспертизы и просить гарантийное письмо (подтверждение того, что тебя нанимают на работу). В общем, направилась я туда втайне от родителей и только потом объявила всем о своем решении. Реакция последовала незамедлительно: «Ох, ах, неужели ты будешь работать с покойниками?» Но я уже все твердо решила и пошла в интернатуру по целевому направлению.

MAKEUP_20190605091726_save

Почему родители так отреагировали на эту новость? Они сами врачи?

— Нет, не врачи. Если спросить у судмедэкспертов, как их близкие отнеслись к их выбору специальности, 90 процентов вам опишут примерно такую же реакцию. Многие даже не воспринимают нашу профессию всерьез. К счастью, мои уже свыклись, видят, что я на своем месте. А это и правда так: я ни капли не жалею о том, что пошла в судебную медицину. Очень горжусь профессией, считаю ее престижной.

Любая сфера медицины архиважная и интересная, нет никакой легкой специальности. Мне нравится, что я постоянно вижу итоги своей работы, ведь мы тоже спасаем жизни людей, хоть и в другом плане.

Сейчас столько сериалов о работе судмедэкспертов…

— Да, многим моя профессия становится интересна, в том числе из-за сериалов. Хотя в жизни в этой работе все, конечно, по-другому.

— А помните свое первое дежурство в качестве судмедэксперта?

— Мои первые исследования покойных проходили еще в интернатуре. Вначале мы изучали теоретическую часть техники вскрытия, а потом требовалось закреплять знания. Было здорово, что во время учебы всегда назначался ответственный за тебя человек, который мог что-то подправить, сказать, что следует делать, а чего нельзя. Совершить серьезную ошибку в моей профессии сложнее, чем в хирургии, ведь у нас больше возможностей что-то исправить, но все же…

Одно из первых самостоятельных исследований, помню, проходило на нашей кафедре в переулке Хользунова, 7. Там раньше находился морг, пока его не закрыли. В нем было подвальное помещение, где исследовались не самые свежие трупы. И один из первых случаев, которые мне поручили изучать самостоятельно, — как раз такой покойный. Конечно, ощущения были ужасными. Как молодой специалист ты рассчитываешь на задание попроще, а тут преподаватель, наоборот, поручает тебе сложный случай.

Помню, когда впервые на работу приходишь, ты боишься оказаться неправым в составлении заключения или чего-то недоделать. Конечно, существует ряд нормативных документов, которые регламентируют работу, и ты должен им следовать. Но прежде всего необходимо понять, к какому из правил относится тот случай, который лежит у тебя на столе, какие требуется провести анализы. И в самом начале этого процесса четкого понимания нет из-за нехватки опыта. В итоге перестраховываешься и проводишь больше исследований.

— И за какое время набили руку?

— Всему меня обучили примерно за год. Страха вскрывать никогда не ощущала — сложнее было представить, как хирург режет живого человека. Я бы не смогла так.

Мой первый покойный был наркоманом. Почему я хорошо его запомнила: люди с такой зависимостью бывают разными, а у того, которого я исследовала, наблюдались многочисленные постинъекционные рубцы. У наркоманов же еще и трофические изменения кожи можно обнаружить. Это когда все плохо заживает, с образованием рубцов. А все, что есть на трупе, специалисту нужно описывать. Долго я тогда с ним работала, хотя для судмедэксперта это скорее рутинный случай. «Похоронила» его с отравлением от наркотических препаратов.

Расскажите, почему Вы выбрали медицину?

— Просто с детства всегда нравилось это направление, хотя в семье медиков никогда не было. У нас дома хранилась «Большая медицинская энциклопедия» с цветными картинками. И это была моя любимая книга. Всегда ее открывала, листала. Как тогда мне казалось, я знала обо всех заболеваниях. Сейчас информация из нее уже не так актуальна, но на тот момент равных ей для меня просто не было. Всегда играла во врача, а любимым фильмом был сериал «Скорая помощь».

И еще вспомнила интересный момент, связанный с этой книгой. Как я рассказывала, в ней были цветные иллюстрации, и на одной из них я увидела оторванный на производстве палец (снимки до и после того, как его пришили своему хозяину). Я тогда так испугалась таких фотографий, что старалась на них не натыкаться. Это прозвучит странно и смешно, но даже сейчас я до сих пор их боюсь, хотя на работе приходилось видеть и не такое.

Почему Вы решили поступать во Второй медицинский?

— Я поступала сюда прицельно, потому что нам удалось найти преподавателя, который готовил для поступления именно в этот вуз. В те годы мы еще сдавали не ЕГЭ, а внутренние экзамены. Это сейчас существует система, по которой можно подать документы сразу на несколько факультетов. А когда я поступала, такого не было: требовалось выбирать один факультет и сдавать экзамены прицельно для поступления на него. Испытание по химии было архисложным — именно из-за него половина потока абитуриентов сразу отсеивалась. Родители помогли мне подобрать репетитора, который готовил по нужному для сдачи экзамена учебнику Ивана Юрьевича Белавина. В нем давались такие сложные задачи, которые не могли решить даже учителя школ. Дополнительно я ходила в вуз на подготовительные курсы по химии, биологии и русскому.

Так вышло, что в итоге я поступала во Второй мед в одном году дважды. Вначале подала на педиатрический факультет. Может, мне тогда и не хотелось в педиатрию, но проходной балл туда был ниже. Сдала химию на четверку, знала, что теперь прохожу на следующий экзамен. Но внезапно мои родители… Знаете, есть такая категория людей, которым если кто-то что-то сказал, то они сразу в это поверят и засуетятся. Вот моя семья из их числа. Им кто-то сказал, что я не пройду на педиатрический и нужно поступать на Московский факультет, так как там конкурс еще меньше. И меня отправили перепоступать. Тогда стало так обидно, ведь я уже сдала химию. А чтобы подать документы на другой факультет, нужно было их забрать, заново принести и пересдать экзамен. Помню, какими горькими слезами я тогда заливалась. Я же год занималась с репетитором, чтобы сдать именно этот экзамен!

Разве для поступления на Московский факультет нужно было сдавать другой экзамен по химии?

— На Московском факультете экзамен по химии был проще, и не письменный, а устный.

Но разве он шел не по тому же учебнику, который написал Иван Юрьевич Белавин?

— В этой книге собраны как более сложные, так и более простые задачки. И при поступлении на Московский факультет в билетах были более простые варианты. Почему-то именно этот экзамен. Туда и конкурс был меньше: когда я поступала, на место претендовало всего три человека. Но на этот факультет могли пойти только москвичи. В итоге я успешно пересдала экзамены и поступила.

— Какие у Вас сложились первые впечатления от учебы в вузе?

— «Ничего себе, как же сложно учиться!» — думала я. Не могу сказать, что все предметы зубрила. Я была тем студентом, который тянул до последнего и не сдавал коллоквиумы вовремя. Хотя уже в работе за собой такого не наблюдаю. Также никогда не переживала из-за оценок: это же все субъективно. Какая разница, какие у тебя отметки, главное, что в голове.

работа в приёмной комиссии 2013 год (2)

— Какие предметы и преподаватели Вам больше всего запомнились?

— Мне очень нравилось учиться. Многие преподаватели действительно вкладывались в студентов. Они доступно объясняли материал и спрашивали с нас только то, что сами рассказывали. Ты мог не открывать учебники вообще.

Например, запомнилась преподаватель по физиологии Юлия Александровна Крынкина. Она была классной. Всегда интересно все рассказывала, но оставалась при этом строгой: мы лихо получали двойки по ее предмету. Вначале не понимали, что происходит, но потом осознали, что такой метод работает. Так все в итоге очень хорошо знали физиологию. Готовясь к этому экзамену, могли даже учебник не открывать.

Запомнилась и преподаватель по биохимии Наталья Владимировна Смирнова. Она тоже была очень строгой. На коллоквиуме сажала нас за свой стол, за ним помещались четыре человека — и списать не представлялось возможным. Поэтому мы тоже знали все по ее предмету! Сдать ей экзамен с первого раза было чем-то на грани фантастики. А я же еще, как всегда, не все вовремя сдавала, так и запомнила, какие очереди из студентов к Наталье Владимировне выстраивались на пересдачу. Мы приезжали в Университет к шести утра, чтобы попасть в список на сдачу коллоквиума. Сейчас это смешно вспоминать, а тогда мы обижались, злились, ведь ты мог и не успеть попасть в список. Тебе, например, ночью предстояло еще гистологию учить. Но справлялись как-то, продлевали сессию.

Среди нелюбимых предметов у меня был латинский, так как мне всегда тяжело давались иностранные языки. Экзамен по нему я сдавала три раза. Тройке радовалась, как манне небесной! У меня такие же проблемы всегда были и с английским. Слава Богу, существуют переводчики: читаю зарубежную литературу только с их помощью.

— Вставал ли когда-нибудь вопрос об отчислении или, может, Вы сами хотели уйти из вуза?

— Нет, никогда. Я продлевала сессию только раз из-за латыни.

А кого считаете своим учителем и наставником по судебной медицине?

— Судмедэксперта Андрея Вячеславовича Рыжова. Сейчас он уже не работает в Бюро судебно-медицинской экспертизы, а тогда я училась под его руководством.

— Перейдем к внеучебной деятельности. Расскажите о своем участии в Донорском движении РНИМУ.

— С Тиграном Гагиковичем Мурадяном (руководителем Донорского движения РНИМУ имени Н.И. Пирогова. — Прим. ред.) мы знакомы достаточно давно, учились в параллельных группах. Он тоже выпускник Московского факультета. Мое знакомство с донорством наступило, когда у нас появилось Донорское движение. Весь наш поток знал, что этим занимается Тигран, и мы очень им гордились, а также тем, что учимся вместе с ним.

Когда движение только-только зарождалось, нужны были люди, которые бы Тиграну помогали. И мы дружно занимались волонтерством, сдавали кровь. Однако, когда я выпустилась, у меня началась другая жизнь, все время было некогда, и я перестала участвовать в акциях. Одногруппница Тиграна Ирина Агишева (тоже судмедэксперт, мы с ней тогда заняли два целевых места) как-то спросила, почему я больше не сдаю кровь. Я не знала, что ей ответить, мне, честно сказать, даже стало стыдно, и она взяла меня в оборот. Так я вернулась, стала регулярно участвовать в акциях, а в 2020 году вступила в регистр доноров костного мозга.

И уже в 2021-м сдали костный мозг. Так быстро! Что Вы почувствовали, узнав о совпадении с потенциальным реципиентом?

— Об этом я узнала в апреле. Мы с мужем находились в магазине, прогуливались между прилавками, когда у меня зазвонил телефон. Интересно, что Тиграна хоть я и знаю давно, но его номер у меня не был записан. Ответила на звонок. Тигран меня спросил: «Карина, а ты сейчас не беременна?» От такого я просто опешила. Меня удивило, почему посторонний человек задает такие неудобные вопросы. На мой отрицательный ответ Тигран уточнил, кормлю ли я сейчас грудью (он знает, что у меня есть ребенок). Тогда я не выдержала и спросила: «Чего ты от меня хочешь? У тебя какие-то странные вопросы!» Тогда он рассказал мне о совпадении с реципиентом.

Сразу подумала: «Ничего себе, как быстро!» Я же вот только вступила в регистр и понимала, что шанс совпасть с кем-то крайне маленький. Тигран предложил мне подумать несколько дней, но я сразу же согласилась. Здесь не могло быть по-другому. Мы должны были сделать все, чтобы помочь тому человеку.

— Вы бы хотели в будущем связаться с тем пациентом?

— Мне было бы интересно, да. Очень хочется, чтобы человек выздоровел, ушел в ремиссию.

А с другими одногруппниками поддерживаете отношения?

— С кем-то до сих пор дружим, с кем-то просто поддерживаем связь. Несколько лет назад была встреча одногруппников.

У некоторых студентов наступает период, когда они, как и Вы, начинают сомневаться в выборе специализации, в профессии. Что бы Вы им посоветовали?

— Дежурить в разных отделениях как можно чаще, я всегда это советую. Такая возможность наверняка есть и сейчас. Так вы скорее поймете, что вам нравится, а что нет.

— По Вашим ощущениям, Ваше поколение студентов отличается от нынешнего?

— Думаю, да. Потому что сейчас благодаря интернету у молодежи больше возможностей обращаться к различным достоверным источникам информации. Раньше же научные статьи нельзя было так легко найти в открытом доступе. А сейчас, на мой взгляд, даже модно опираться не только на методички и учебники, но и на сторонние материалы, зарубежные источники. Тем самым расширяя свой кругозор. В целом доказательная медицина стала неким трендом.

Также существует множество отличных онлайн-курсов, которые позволяют углубиться в ту или иную тему. И они отличаются от того, что дается в медицинском университете. Не самой информацией, а именно подачей. В мое время такого не было. Иногда вижу подобные онлайн-занятия по той же патологической анатомии и жалею, что тогда таких лекций не проводилось. Уверена, с ними некоторые темы я освоила бы быстрее.

Нравится и то, что каждый сейчас может показать и реализовать себя в тех же социальных сетях. Когда мне предстоит кому-то что-то рассказать, например, в блоге, то приходится открывать учебники, освежать в памяти знания, перепроверить себя, чтобы не допустить ошибку. Да, я хорошо разбираюсь в своей теме, но лишний раз могу себя перепроверить и найти что-то дополнительно как в отечественном, так и в зарубежном источнике. Так никогда не забудешь «судебку» — несколько книг откроешь, чтобы три строчки написать.

— А свой курс не хотели бы разработать?

— Нет. По судебной медицине написано много хорошей литературы, и мне добавить пока нечего.

Чем для Вас стал наш Университет за эти шесть лет?

— Наверное, родным домом. Каждый раз, когда я сюда приезжаю, готова всплакнуть от того, насколько я люблю это место. Да, здесь было сложно учиться, но я не понимаю, когда люди говорят, что не любят свой университет. Ты проводил в вузе шесть лет практически каждый день, большую часть своего времени. Здесь у тебя остается все: и учеба, и любовь, и нелюбовь, и расставания, и веселье, и обиды. Студенчество — лучшее время!